Несущий огонь - Страница 44

— Я думаю, что епископ Иеремия мечтает стать следующим аббатом, — съязвил я.

Хротверд рассмеялся.

— Бедняга! Как его называют? Безумный епископ? — усмехнулся он. — Кое-кто уговаривает меня отлучить его, но зачем? Знаю, что он жестоко заблуждается, но в отличие от некоторых, — он насмешливо взглянул на меня, — он поклоняется единому Богу. Думаю, он безобиден. Прискорбно ошибается, конечно, но безобиден.

Нравился мне этот человек. Как и отец Пирлиг, он легкомысленно относился к своей вере, но его благочестие, доброта и честность были очевидны.

— Я буду молиться за тебя, — сказал он на прощание, — нравится тебе это или нет.

За время этого краткого визита я не пытался повидаться с Бергом, но дочь сказала мне, что он купил три корабля и теперь ремонтирует их на пристани, неподалёку от таверны «Утка». Теперь, вернувшись в Дунхолм, я рассказал Эдит про эти корабли и про мои планы добраться морем до Фризии. Мы говорили ночью, в доме, который я построил над главными воротами.

При свете дня оттуда открывался прекрасный вид на юг, но теперь виднелись только отсветы костров городка, лежавшего ниже крепости, да россыпь бесчисленных звёзд на небе. Этот необычный дом поддерживали крепостные ворота, с двух сторон от них разместились два помещения — одно для слуг, другое для стражей ворот. От жилья слуг к нашим комнатам вели ступени. Я гордился этой лестницей. Такую редко встретишь!

Конечно, в каждом городе, где сохранились римские постройки, имелись лестницы, ведущие на бастионы, но в домах, построенных нами, лестницы встречались нечасто. Верхний этаж можно увидеть во многих пиршественных залах, но эти надстройки обычно использовались как спальни, туда вели приставные лестницы, а иногда уклоны. Меня всегда восхищало, как римляне делали лестницы в домах, и я распорядился построить такую же, хотя надо сказать, эта лестница в Дунхолме деревянная, а не каменная. Для постройки дома над аркой ворот пришлось пробить крепостную стену, и поэтому я старался говорить тише, поскольку на боевой площадке стояли дозорные. Но всё же не слишком тихо, чтобы они могли услышать наш разговор.

— Фризия! — воскликнула Эдит.

— У побережья Фризии есть острова, — сказал я. — Мы захватим один, построим там крепость, и она станет нашим домом.

На её лице я видел смесь недоверия и разочарования.

— Фризия — христианская земля, — заверил я её. Моя жена — христианка и, несмотря на все мои уговоры, ни за что не желала снова поклоняться старым богам. — Ну, в основном христианская, — продолжил я, — и она не покажется тебе чужой. Их язык так похож на наш, что ты будешь всё понимать!

— Но как же... — начала она и обвела рукой спальню, освещённую тусклой лучиной из тростника. Блики мерцали на стенах, увешанных гобеленами, на большом шерстяном ковре и на нашей постели — ворохе шкур.

— Я нажил слишком много врагов, — мрачно сказал я. — Этельфлед умирает и не сможет больше меня защищать, а Этельхельм меня ненавидит. Мой кузен, эта мерзкая гадина, засел в Беббанбурге, Константин только и мечтает раздавить меня, как вошь.

— Сигтрюгр... — попыталась сказать она.

— Он обречён, — резко прервал ее я. — Саксы нападут в следующем году или через год, и он сможет сопротивляться пару месяцев, а что потом? Они будут наседать, а Константин воспользуется этим и станет захватывать ещё больше земель на севере Нортумбрии.

— Но Сигтрюгр надеется на твою помощь, — возразила она.

— И я помогу ему, — ответил я. — Мы же создаем во Фризии новое королевство. Мы будем рады его принять!

— А Сигтрюгр об этом знает?

— Конечно, знает, — сказал я.

Я услышал лёгкий скрежет под выходящим на дорогу окном. Возможно, это древко копья царапнуло по боевой площадке ворот, а это означало, что кто-то услышал наш разговор.

Эдит снова обвела взглядом нашу уютную спальню.

—Я полюбила Дунхолм, — жалобно сказала она.

— Я оставляю его Ситрику. Он знает Дунхолм, он здесь родился и вырос, его отец был здесь лордом.

Ситрик — незаконнорожденный сын ярла Кьяртана Жестокого, который с детства меня ненавидел. Ситрик не унаследовал злобный нрав отца, но стал таким же сильным воином. Он начинал как мой слуга, а теперь стал одним из самых надёжных моих военачальников.

— С ним могут остаться несколько человек, в основном старые воины, и он наймет и обучит молодых. Конечно, все они должны быть христианами. Когда станут править саксы, язычникам здесь места не будет.

— А как же Беббанбург? — спросила Эдит.

— Год назад у меня был шанс его взять, — мрачно ответил я. — А что теперь? Его удерживает мой братец, а Константин хочет отобрать. Я могу справиться с кузеном, но вместе со скоттами — мне их не победить. Я уже не молод, любимая, и не могу вечно драться. — Я помолчал, потом вполоборота повернулся к крепостной стене. — Только никому этого не говори, ещё не время.

Конечно, на следующий день все в Дунхолме знали о моих планах.

Мы собирались отправиться во Фризию.

Я доверял Эдит. Кое-кто считал это глупым, поскольку когда-то она была моим врагом, но теперь стала другом и женой, а какая же может быть любовь без доверия? Так что в ту же ночь, убедившись, что нас не могут подслушать, я рассказал ей правду. Первый разговор предназначался для тех, кто мог слышать нас на стене, и я знал, что рано или поздно эти слова передадут моему кузену.

Уверен, сначала он усомнится в этом, но моя история вполне убедительна, а доказательства её подлинности — неоспоримы. Она не заставит его утратить бдительность, но посеет сомнения, и этого достаточно. А если я ошибался, и Эдит нельзя верить, значит, я просто избавлю его от сомнений. Тогда он будет знать, что я скоро приду.